Магомаев довёл Брежнева до слёз
/
Любимец женщин и генсеков, Муслим Магомаев стал олицетворением целой эпохи советской эстрады, ностальгией по ушедшей молодости.
Сегодня – он Легенда. Его по-прежнему приглашают на правительственные концерты, у него квартира в центре и красный джип. Скромен. Обаятелен. Вежлив. И чертовски много курит.
КАВАЛЕР ОРДЕНА ШАХТЁРСКОЙ СЛАВЫ.
— Муслим Магометович, о первом «придворном певце» и его близких отношениях с Брежневым ходят легенды….
— Леонид Ильич действительно был очень неравнодушен ко мне как к певцу и ни одного кремлёвского концерта без меня не представлял. Считается, что он полюбил меня за «Малую землю» и, но на самом деле – за итальянскую партизанскую песню « Бела, чао». Хотя лично с Брежневым меня свела именно «Малая земля». Это было на концерте в Баку. Он расплакался, пришёл за кулисы, обнял меня , поцеловал и подарил свой портрет с автографом. Больше таких «интимных» сцен у меня с ним не было.
Выступать на правительственных концертах считалось за честь. Образцова, Атлантов, Райкин… Шваль туда не пускали. Хотя мне никогда не нравились концерты, где нужно было выходить только с одной песней.
— Репертуар оговаривался?
— Мой репертуар был известен. Я никогда не пел о наших партийных деятелях, никаких имён не называл. Если восхвалял, то только народ, только Родину. Я пел о любви, пел патриотические песни: «Хотят ли русские войны», «Малая земля», Бухенвальдский набат»…Только однажды Леонид Ильич попросил исполнить вечер на рейде.
— Разве Вас не приглашали попеть для генсека, скажем, на даче или в охотничьем домике?
— Нет, никогда в жизни. Я не был у Брежнева ни дома, ни на даче, ни тем более в охотничьем домике. Правда, два раза меня
попросили (именно попросили, я не мог бы и отказаться) спеть у Леонида Ильича на дне рождения. Ничего экстраординарного там не было. Некоторые гости сильно напивались – их быстро выводили через чёрный ход, сажали в машины и развозили по домам.
— То, что к Вам благоволила партийная элита, помогало в жизни?
— Благ я не имел никаких. А вот врагов среди чиновников среднего эшелона у меня было много. То, что меня любил министр культуры Екатерина Фурцева, ещё не значит, что меня любили её заместители. Мне не хотели давать звание народного артиста СССР. Тогда Гейдар Алиевич Алиев пожаловался Брежневу, и «народного» я получил на следующий день. А вот с Государственной премией меня «прокатили». Мне приятно, что у меня осталось звание народного артиста СССР. А вообще, народный – не народный…Льготы сегодня имеют только Герои Соцтруда.
— Наверное, у Вас много правительственных наград?
— Наград у меня и правда много. Ордена – Трудового Красного Знамени, Дружбы народов и много чего ещё, вплоть до ордена Шахтёрской славы . Последний дали просто так – за то, что в своё время много пел по «угольным» городам. Вот только ордена свои никогда не носил. Артист должен выходить на сцену без всего этого.
— А самая дорога для Вас награда?
— Дарованный Богом голос.
Я родился в музыкальной семье. Дед – композитор, один из основоположников азербайджанской классической музыки. Меня с детства готовили в музыканты. А я не сопротивлялся. Наверное, я мог бы стать пианистом или дирижёром . Или художником – художником был мой отец. Я неплохо рисую, но считаю это хобби. Однако так получилось, что в 14 лет у меня «обнаружили» голос и моя карьера была предрешена.
— Долго добивались известности?
— Нет. В 1962 году я приехал в Москву на декаду азербайджанской культуры. Концерт проходил во Дворце съездов и транслировался по телевидению. На следующее утро я проснулся знаменитым. Посыпались предложения. Мой первый сольный концерт состоялся в зале Чайковского. Сразу Москва. Интересно, правда? Нет чтобы где – нибудь у себя в Баку попробовать. Я честно признался, что никогда ещё сольных концертов не давал. Боялся ужасно. Но Бог помог – пронесло.
— Как получилось, что Вас отправили стажироваться в «Ла Скала»?
— Я попал туда, простите за выражение, в числе талантливых. По «обмену». Итальянские балерины стажировались у нас в Большом, а наши певцы – у них в Милане. Именно стажировались, а не выступали.
— И как Вам тогда показался «загнивающий» запад?
— Вообще – то до Италии я побывал на фестивале в Хельсинки. Особого потрясения не было. Скорее удивление и чувство удовольствия от изобилия в витринах. Нам всё время говорили : «Не смотрите. У нас всё есть. Не смотрите .» Просили не глазеть по сторонам, поддерживать имидж советского человека.
— КГБ плотно опекал?
— Он нас никогда не покидал , но мне почему –то доверяли. Хотя у меня брат по дедушкиной линии жил в Швейцарии. Думаю , что в КГБ знали о его лояльности. А ещё знали о моей привязанности к дяде Джамалетдину. Когда на фронте погиб мой отец, все заботы обо мне легли на его плечи. Дядя был человеком партийным, работал постпредом Азербайджана в России. Я не мог эмигрировать и таким образом «отблагодарить» его за всё. За границей ко мне обычно никого не приставляли. Один раз ,правда, прикрепили вроде как переводчика, но немецкий он знал хуже меня. Симпатичный такой дядька – мы были с ним в хороших отношениях. Перед отъездом попросил меня : «У вас дипломатический паспорт, вас не будут досматривать. Не перевезёте мне одну вещь? Я Библию здесь купил. » Я перевёз.
— Как случилось, что Вас готовили в оперные певцы, а Вы стали эстрадным?
— Этот выбор за меня сделали слушатели. Им нравились эстрадные песни. Когда я предлагал спеть что– нибудь классическое, мне говорили : «Да не надо, давайте что-нибудь попроще – «Королеву красоты», «Свадьбу»…Хотя я всё же пытался приобщить публику к классике и и всегда пел её на своих концертах первым отделением.
— Но ведь Вас приглашали работать в Большой театр?
— Да, но когда мне был всего 21 год. Я даже не пошел прослушиваться.
— Не были уверены в себе?
— Я был не уверен в Большом театре. Представьте : молодой приезжий из Баку – меня бы там просто затюкали. Приставали бы с советами, заставляли бы петь то, что я не хочу. Например, советские оперы – терпеть их не могу. А я человек свободолюбивый.
— Сейчас моя семья – это я, жена Тамара и пудель Чарлик . Собачку свою мы любим просто не знаю как . Есть друзья – Кобзон, Лещенко, Винокур, Хазанов…
— Для Вас Ваша жена – просто Тамара, а для зрителей – «звезда» Большого театра Тамара Синявская. Не секрет, как вы познакомились?
— Во всём виноват Роберт Рождественский. Он познакомил нас в Баку на декаде Российского искусства. В то время у Тамары была другая семья, с которой ей было тяжело расставаться. А мне было тяжело её разрушать. Поэтому, когда она уезжала на стажировку в Италию, мы решили : пусть этот год станет испытанием наших чувств. Я часто звонил Тамаре, крутил по телефону новые песни…
— Наверное, ей что-то посвящали?
— Я? Нет. А вот песню «Мелодия» Пахмутова и Добронравов писали, вроде бы, имея в виду наши отношения. Хотя почему-то это скрывают. В 1973 году Тамара вернулась из Италии и вскоре мы поженились .
— Вас не пугало то, что у Вас, у мусульманина, будет жена иной веры?
— Дело в том, что я не — ортодокс. Верю в бога единого и уважаю любую религию, кроме сектантства. В своё время мы были дружны с патриархом Пименом. Я получил его благословение. Почти наизусть знаю Евангелие. А вера моя мусульманская. И имя моё означает «мусульманин». Но я не ставил и не ставлю свою религию выше других.
— А как отнеслись к вашему браку родственники?
— Вы плохо знаете моих родственников. Я воспитывался в нормальной интернациональной семье. Дядя – азербайджанец, тётя – полька. Моя няня была русской. Никаких проблем и быть не могло.
— Да. Впервые я женился в 19 лет. От этого брака у меня есть дочь марина, сейчас ей 36 лет. Живёт со своей мамой в Баку. Закончила музыкальную школу , очень хорошая пианистка. Но в консерваторию поступать не стала. Пробовала быть географом, работала в авиа компании – не понравилось. Сейчас мы подыскиваем ей в Баку другую работу.
— Она часто обращается к Вам за помощью?
— Да никогда. Первый раз в жизни попросила помочь как-то устроиться. Но ведь сейчас действительно очень тяжело. Денег никогда не просила (я всегда сам помогал) , не советовалась…Она стесняется делиться со мной своими проблемами. А я , честно говоря, стесняюсь её расспрашивать. Она советуется с Тамарой – у них хорошие отношения. Я очень люблю Марину – она мой единственный ребёнок.
— Ваша дочь замужем?
— Нет, она капризная. Ищет принца на белом коне.
— Со своей бывшей женой общаетесь?
— По телефону.
— Что вы скажете о скандальном интервью с Людмилой Фиготиной?
— Всё, что она сказала,- ложь от начала и до конца. Я мог бы подать на неё в суд, но считаю это ниже своего достоинства. Да, я жил с этой женщиной в гражданском браке, но не 16 лет, как она утверждает, а всего шесть. И у нас а ней не было детей. Если бы у меня был сын, я бы никогда от него не отказался. Наоборот – гордился бы им. После расставания мы сохранили нормальные отношения,. Она и с Тамарой нормально общалась. А теперь вот… Наверное, эта женщина была не в себе или жаждала сенсации. Больше всего обидно за Людмилу Максакову, с которой мы виделись всего –то два раза в жизни, и оба раза вели сугубо светские беседы. Один раз в Баку, другой – в Юрмале, в доме творчества писателей, где якобы и разыгралась эта выдуманная Фиготиной история. Никакой поэтессы за столом не было, а был поэт Роберт Рождественский со своей супругой. Неизвестно, когда мне доведётся свидеться с Людмилой Максаковой, но я не знаю: Как смотреть ей в глаза.
УЧЕНИК ШИЛОВА.
— Сейчас можно услышать в Ваш адрес упрёки, что у Вас старый репертуар. Вы не хотите петь современные песни или не предлагают?
— Это песни просто не мои. Что будет, если я начну их петь? Мне тогда и одеваться нужно по-другому. Представьте себе художника, который всю жизнь писал портреты, а вдруг стало модно рисовать только квадраты и кружочки. Он что, должен на это переходить? Вот так и я — привык петь в своей манере и не собираюсь её менять. Вместе с «Браво» мы записали песню «Лучший город земли».Я послушал и ужаснулся :зачем мне это надо? Заработать популярность у молодёжи? Мне странно ,когда некоторые певцы моего поколения становятся в обойму с молодыми девочками. Ну и что? Дедушки и всё. Каждый должен иметь своё лицо. Пусть немолодое, но своё. А тусоваться среди молодёжи старым дядям…как-то не пристало. Да и старым тётям тоже.
— Неужели нет современных песен, который Вы с удовольствием бы исполнили?
— Есть. Но петь я их не буду и что это за песни — не скажу.
— Ну хоть намекните…
— Положим, мне нравятся песни Игоря Николаева, Игоря Крутого. Недавно на свадьбе дочери Кобзона мы сидели рядом с Николаевым , и я сказал ему : «Эх, Игорь, мне бы лет двадцать сбросить , и я бы с удовольствием бы пел Ваши песни».
— Кстати, о Ваших отношениях с Иосифом Кобзоном. Говорят, что Магомаева всегда «затирали» , отодвигали на второй план… В общем, считали, что на одной сцене не может быть двух «звёзд».
— Это ложь. Нам с Кобзоном часто приходится выходить на одну сцену. На всех городских праздниках, крупных акциях, концертах. Отношения у нас прекрасные, репертуар практически не совпадает. Дружим, слава богу, с давних пор – мне было 23 года, когда мы познакомились. Меня никто не затирает. А если будут затирать, я пожалуюсь Кобзону.
— Тогда пожалуйтесь ему на то, что Магомаев перестал давать в Москве сольные концерты.
— Дело в том, что я потихоньку ухожу со сцены. Не делая из этого тайны и не устраивая шоу. Потихонечку – жить – то надо. Я езжу по городам бывшего СССР – по России, по Украине… А Москвы – побаиваюсь. Здесь надо выходить молодым, здоровым, красивым, с хорошим новым репертуаром, с большим симфоническим оркестром, а не просто так, под фонограммку. Я считаю, что основная часть моей певческой карьеры закончилась.
— Сколько угодно. Например, в концертном зале «Россия», где я пел всю жизнь.
— Извините за нескромный вопрос… На что Вы сейчас живёте?
— Я же вам мягко намекаю: я пою для того, чтобы зарабатывать деньги. Зарабатывать ровно столько, чтобы жить не шикарно, но с хорошим средним достатком. У нас с женой практически всё есть. А копить деньги впрок я никогда не умел, хотя что такое голод – знаю.
— В это трудно поверить…
— Но это так .Впервые в Москву я приехал в 16 лет и четыре дня просидел в гостинице «Нева» совершенно голодным. Нашёл в шкафу спичечный коробочек с солью и ел эту соль, запивая водой, чтобы притупить голод. Когда начал петь и переехал в столицу жить. Своего угла долго не было. Жил по дешёвым гостиницам. Начал зарабатывать – смог снять люкс в «России». Потом, уже с Тамарой, мы жили в гостинице при посольстве Азербайджана, где платили поменьше. И значительно позже нам дали квартиру. А вот своей дачи у нас нет до сих пор.
— Ходят слухи, что Вы переквалифицировались в художника?
— Не совсем так, но я опять стал рисовать. Пробовал когда-то в детстве, в юности, а потом решил, что это самодеятельность, а самодеятельности в искусстве я не терплю. Но вот побывал на выставке Шилова , и во мне что-то проснулось. Пришёл домой, сделал карандашный набросок портрета Верди. Показал Шилову – мы с ним давнишние друзья. Он одобрил. Потом подарил пейзаж «Николина гора» и предложил скопировать. Я скопировал. Шилов посмотрел и сказал : «Работай.» Теперь звонит каждый день : «Ну что, работаешь?»
— И над чем Вы работаете?
— Люблю писать портреты. Тамара…Рахманинов…Верди…Гейдару Алиеву на 75-летие подарил пейзаж «Рассвет на Каспии». Кажется, ему понравилось.
— Муслим Магометович, Вы родились и выросли в Азербайджане, живёте в России. Гражданином какой страны себя ощущаете?
— Я всегда говорил 6 Россия – моя мать, Азербайджан – отец. В России я живу с 1963 года, большую часть времени – в Москве. Съёмки, концерты, записи – всё это в основном проходит здесь. Здесь состоялся мой первый сольный концерт, здесь стал известным. Русский народ уникален. Жили при советской власти и думали, что бутылка водки и кусок колбасы – это нормально. Сейчас не получают зарплаты и просто жалуются…По-моему, Алиса попала не в ту Страну чудес. Если бы она побывала у нас, то жизнь Зазеркалья показалась бы ей совершенно нормальной.
Тамара Астапенкова,
Марина Лисакова.
Комментарии: |
Добавить комментарий