Творческое наследие Муслима Магомаева

В 1961 году я, как и тысячи жителей тогдашней Чечено-Ингушетии, был без ума от певческого таланта мало кому тогда известного Муслима Магомаева. Впоследствии, когда он стал любимцем всего многонационального советского народа, начиная от генсека ЦК КПСС и кончая  последним колхозником, я с некоторой долей гордости отмечал, что старт его популярности дала столица Чечено-Ингушетии, а я был свидетелем этого ошеломляющего старта.

Но вот  распался Советский Союз, рухнула коммунистическая идея и советские люди, как та пушкинская старуха, оказались у разбитого корыта. М. Магомаев все реже появлялся на экранах телевизоров – их оккупировали так называемые рок-музыканты и попса – кумиры современной молодежи. Людям старших поколений оставалось только с тоской вспоминать Муслима Магомаева, чье творчество составило целую эпоху в советском искусстве.

Муслим был моим ровесником,  и это тоже было предметом моей потаенной гордости, хотя, разумеется, это не приносило мне, как сейчас говорят, никаких дивидендов. Просто, пустячок, а приятно. Наверное, еще и поэтому я с особой горечью воспринял весть о его смерти. Не буду врать и писать, что в том далеком 1961 году был с ним в коротких отношениях и пил на брудершафт. Я не был с ним даже знаком, хотя, как и другие поклонники его таланта, разговаривал с ним не раз. Он был общителен, но никакого панибратства не позволял. Мы знали его жизнь по эту сторону кулис, но понятия не имели о том, какова его жизнь по другую сторону этих кулис, чем и как он живет. И это, наверное, хорошо. Всегда хочется, чтобы жизнь кумира была такой же яркой, как и на сцене, а она у него, как теперь выясняется, была безрадостной.

Незадолго до своей кончины М. Магомаев издал книгу своих воспоминаний. Мне особенно хотелось узнать, что он пишет о своем деде – основоположнике азербайджанской  классической музыки и о грозненском периоде своей жизни.
С того самого 1961 года все в Чечено-Ингушетии, да и за ее пределами, были убеждены, что Муслим Магомаев-старший — чеченец, уроженец селения Старые Атаги. Магомаев – младший, однако пишет, что национальность деда неизвестна. Будто бы, Шамиль, стремясь создать и сцементировать единое государство горцев Северного Кавказа, брал малолетних детей у одного народа и передавал их другому, в свою очередь, его детей отдавал третьему народу и т.д. Якобы, в результате таких перемещений детей и оказался среди чеченцев его дед, а потому, дескать, его национальность неизвестна. При этом, дается ссылка на источник такой информации – семейная легенда. Легенда легендой, но историческая наука, которая исследовала движение Шамиля вдоль и поперек, не оставив в нем темных пятен, даже не дает намека на сколько-нибудь массовое перемещение детей в годы имамата легендарного предводителя горцев Северного  Кавказа. Откуда же легенда?
Предположу, что она могла появиться после 1944 года, когда чеченцы были депортированы в Казахстан и Среднюю Азию, чтобы уберечь семью от подобной же участи, а то и просто подчеркнуть отсутствие какого-либо  родства с репрессированным народом. Муслим Магомаев-младший мог об этом просто не знать. К тому же, самого  Муслима Магомаева-старшего к тому времени уже не было в живых, он умер в 1937 году в возрасте 52 лет.

Из воспоминаний внука мы узнаем, что полное имя деда было Абдул-Муслим. Впрочем, как мне показалось, внук не особо старался детально установить происхождение своего деда. Между тем, тот, живя в Азербайджане и создавая музыку на местные темы, не забывал и Чечню. Об этом свидетельствуют его «Чеченские пляски» и «Песни и пляски Чечни».
Вернемся, однако, в 1961 год. Я только-только приехал из Казахстана и поступил на первый курс истфака Чечено-Ингушского госпединститута. В один из осенних  дней по институту разнесся  слух, что в актовом зале вечером будет петь внук знаменитого азербайджанского композитора, чеченца по происхождению, и его полный тезка Муслим Магомаев. Мое поколение, выросшее на антивайнахской пропаганде властей и полнейшем бесправии, не могло поверить, что мог быть такой положительный и знаменитый чеченец.

Задолго до назначенного часа актовый зал был забит до отказа. До начала действа удалось выяснить, что открыл имя деда и перевез внука в Грозный неведомый мне тогда Башир Чахкиев, в ту пору начинающий журналист и общественный деятель.

Но вот на сцене появился и долгожданный Муслим Магомаев – наш ответ хулителям чеченцев и ингушей. Высокий – далеко за 1м. 80 см., стройный и гибкий как лоза, жгучий брюнет с удивительно светлым лицом и мужественной осанкой. Публика в зале собралась многонациональная, и вся она была покорена Муслимом еще до того, как он начал петь. А уж когда начал петь — и говорить нечего! Он пел на русском, итальянском и английском языках, попутно рассказывая о своем увлечении неаполитанскими песнями. От него в тот вечер я впервые услышал имя великого певца и актера Марио Ланца, узнал много другого. А ведь мы были ровесниками, нам было по 19 лет, но насколько его интеллект был выше моего! Вот что значит окружающая среда, круг общения и тому подобные вещи.  То, что М. Магомаев, живя свободной жизнью в тогда уже миллионном Баку, имел для своего развития, конечно, не мог иметь я, живя жизнью спецпереселенца в захолустном Кокчетаве. В нем в то время не было даже телевидения.

Мы не знали тогда и статуса нашего кумира и готовы были слушать его с утра до ночи. И нам это иногда почти удавалось, тем более, что и сам  Муслим был готов петь день и ночь. После концерта в филармонии, мы уговаривали его пойти к нам в институт и спеть еще. И он с готовностью соглашался, пел допоздна. Помню, как-то на таком концерте моими соседками оказались две вузовские  преподавательницы английского языка. Они были в восторге от того, как М. Магомаев поет на этом языке, отмечали чистоту его произношения. Но вот, после одной из песен мои соседки начали оживленно обсуждать только что услышанное. В одном месте они уловили изъян в произношении и решили посадить на место самоуверенного юнца. И вот, одна из них просит певца еще раз пропеть  «подозрительный» куплет. Муслим не растерялся и ответил примерно так: я знаю, что вы имеете ввиду. А повторить куплет отказался. Кстати, специалисты впоследствии отмечали его удивительную способность, не зная языков, петь чисто на любом языке мира.

Помню еще, что мы пытались научить его говорить на ингушском и чеченском языках. Как-то на концерте его спросили учится ли он говорить по-чеченски, М. Магомаев смущенно ответил: «Да, я пытался. Но, вот, беда: один учит меня говорить «де дика хилда» (ингушский яз. — А.Г.), а другие – «де дика йойла» (чеченский яз. — А.Г.), а я не знаю как правильно».
Иногда мы видели М. Магомаева гуляющим с женой по проспекту Революции. Но вот пронесся слух, что жена, не выдержав испытания Грозным, вернулась домой в Баку. Смутные слухи предполагали, что они развелись. Вскоре, весной 1962 года исчез и наш кумир. Все те же слухи говорили, что уехал в Баку по личным делам и вскоре вернется. Не вернулся. Я думаю, многие тогда в Грозном ощутили, что потеряли нечто полюбившееся им и ставшее привычным. Во всяком случае, у меня были такие ощущения.

И вот, я читаю воспоминания кумира юности о пребывании в Грозном. Посвятил он этому всего пару абзацев и описывает все в мрачных тонах. Мне после 40-тысячного Кокчетава  Грозный казался тогда столичным городом. Но  сегодня я понимаю, насколько скучной и неинтересной казалась  Муслиму Магомаеву жизнь в столице только что возрожденной Чечено-Ингушской республики. Ни привычного по Баку оперного театра, ни консерватории, ни академических драмтеатров, ни симфонического оркестра, следовательно, публика далекая от высоких материй искусства. В Баку все это было. А тут не заладилась семейная жизнь…

      Как явствует из воспоминаний, М. Магомаев собирался вернуться в Грозный, поскольку в Баку тогда его не особенно ценили. Однако с возвращением в столицу Азербайджана его  жизнь круто изменилась. Видимо, туда дошли слухи об оглушительном успехе Муслима на родине деда. В Москве у него был потрясающий успех у публики, и о возвращении в Грозный уже не могло быть и речи.

Как  всегда  бывает в таких   случаях, неожиданный отъезд кумира породил массу слухов и легенд. Одна из них гласила, что М. Магомаев  уехал из-за конфликта с Махмудом Эсамбаевым. Якобы, последний хотел, чтобы он признал себя чеченцем, но Муслим упорно твердил, что он азербайджанец, поскольку родился  и рос в Азербайджане. Махмуд на это выдвигал контраргумент: если кто-то родился в гараже — это же не значит, что он автомобиль. Молва гласила, что разговор закончился пощечиной, которую влепил М. Эсамбаев М. Магомаеву. Это, конечно, был  бред сивой кобылы, о чем свидетельствуют более поздние теплые слова великого певца о великом танцоре.

Вопрос национальной принадлежности Муслима Магомаева-младшего, на самом деле, вызывает большой интерес у обывателей. Биологически он никакого отношения к азербайджанцам не имел, т.к. в нем не было ни капли крови от этого народа. О его деде мы уже сказали, его жена, бабушка певца, была чистокровной татаркой. Дед по матери был турок, а бабушка – наполовину адыгейка и наполовину русская. Вот такое кровосмешение и дало нам человека, наделенного Всевышним множеством талантов. Ведь Магомаев-младший еще и блестяще играл на рояле, рисовал, создавал скульптуры, лепил, обладал  литературным даром.

25 октября 2008 г. на 67-м году жизни не стало человека, который на протяжении почти сорока лет своим творчеством дарил людям  радость, облагораживал их, облегчал трудности бытия.
Сейчас в нашем искусстве нет певцов такого масштаба и диапазона дарования. Судорожные попытки нынешней попсы с помощью звукотехники казаться звездами выглядят смешными. Известнейший    музыкальный критик Святослав Бэлза назвал их звездной пылью в сравнении с подлинной звездой первой величины Муслимом Магомаевым. С ним нельзя не согласиться!

Мои воспоминания вызваны фильмом, который был показан 17 числа нынешнего августа — в день 70-летия Муслима Магометовича Магомаева. В нем настолько тепло и задушевно рассказывалось о кумире моей юности, что вдохновило взяться, как говорили раньше, за перо, хотя пера в нашем обиходе нет уже давно.