Творческое наследие Муслима Магомаева

Каждая поклонница хочет сделать своего кумира отцом

В маленьком городке Сафонове, что в Смоленской области, назревает громкий скандал. На днях в местном горсуде пройдет слушание по гражданскому делу об установлении отцовства. Жительница Сафонова Ирина Короткова утверждает, что отец ее 10-летней дочери — популярный эстрадный певец Муслим Магомаев.

На что надеется скандалистка? Кто она — вымогатель, сумасшедшая или жертва случайной любовной интрижки? И как часто кумиры становятся жертвами “невест-шантажисток”? Ответы на эти вопросы попытался найти журналист “МК”.

АНЕКДОТ ДНЯ

— Мужчина, разрешите воспользоваться вашим копировальным аппаратом?

— А что надо скопировать?

— ДНК.

—Я живу, как в тумане. Иногда мне кажется, я сошла с ума. Боюсь включать телевизор, не могу слушать радио. Нет, я ходила к психиатру и, если надо, пойду еще раз. Но… Мне кажется, что через свои песни он отвечает на все мои звонки, на все мои угрозы…

—Если б вы сейчас встретились, что бы ему сказали?

—Дала бы по физиономии. А что, я должна ему признаваться в любви, говорить: “Спасибо, дорогой!”?

Женщина как женщина. Интересная, стройная, лет сорока. Самая обыкновенная. Однако ее история, порой мистическая, порой неправдоподобная и уж во всяком случае бездоказательная, что называется, из ряда вон. Все последние годы Ирина Короткова безуспешно ищет встречи с популярным певцом Муслимом Магомаевым. Женщина убеждена: именно он — отец ее 10-летней дочери.

Люби меня по-французски

В тот июньский вечер 1993 года, рассказывает Ирина, она решила раз и навсегда избавиться от навязчивого ухажера — фирмача из Гонконга. Приглашение на очередной ужин приняла, но хотела на этом оборвать знакомство. В баре, опрокинув который уже по счету бокал с коньяком, Ира встала и неверной походкой направилась к стоящему в углу роялю.

— Я сыграла всего несколько аккордов и вдруг поймала на себе чей-то пристальный взгляд, — вспоминает Ирина. — Оборачиваюсь — сидит мужик: смотрит, улыбается. Ухоженный, дорого одетый, похожий на иностранца. Ну, думаю, то, что надо, и поманила его пальчиком. Гонконгца моего аж перекосило, но мне только этого и надо было.

Легкий беззаботный треп на помеси французского с нижегородским как-то незаметно привел парочку в одноместный номер натретьем этаже гостиницы.

— Меня зовут Андре Нерсиссян, — наконец представился “француз”. — Даю честное благородное слово: и пальцем тебя не трону.

Нерсиссян рассказал, что только что прилетел с Кавказа, где занимался мирными переговорами, и что номер ему бронирует Министерство обороны. Затем разложил на столе фотографии. “Вот здесь я с Алиевым, здесь — с Шеварднадзе. А на этих карточках, — француз достал стопку старых черно-белых снимков, — ты меня узнаешь?” В худощавом, черноволосом, с большими залысинами молодом человеке близорукая Ирина так и не смогла распознать своего нового знакомого. “Ты любишь музыку?” — неожиданно спросил он. “Конечно”. — “А кто из исполнителей тебе нравится?” — заинтересовался “француз”. “Фредди Меркьюри и Сергей Пенкин”, — выпалила она. “А Муслим Магомаев?” — “Да, это хорошо. — зевнула Ира. — Но это было так давно, он маме моей очень нравился”.

— Потом он начал спрашивать про певиц и очень обиделся, когда, отвечая на его вопрос: “А Тамара Синявская?”, я фыркнула: “Фу, жуть какая”. — “Нет, — постарался он скрыть обиду. — она очень хорошая певица”.

Примерно через месяц они встретились вновь. Ирина, как говорит, уже и не чаяла увидеть своего нового знакомого, но как-то, подняв трубку, она вновь услышала французскую речь. “Я в Москве, остановился в гостинице. Не хочешь со мной поужинать?”

— Мы встретились в номере отеля “Балчуг”. Он швырнул на стол пачку красного “Мальборо”, достал бутылку виски с красной этикеткой. “Извини, — говорит, — больше ничего нет”. Затем снова начались вопросы. “А кто для тебя идеал мужчины?” Я долго думала, но только посмеялась: “Никто”. — “А знаешь, у многих женщин идеал мужчины — Муслим Магомаев”, — заглянул он мне в глаза. Я расхохоталась: “Кто?!”

“Мы переспали, я уехала, все — больше никогда его не видела”, — на этом можно было бы и закончить. Если бы не одно “но”: через девять месяцев у Ирины родилась Вероника.

“Когда-нибудь я приведу к тебе девочку и оставлю навсегда”

 Все поиски отца ребенка оказались тщетными. Перво-наперво Ирина отправилась в “Балчуг”. Подошла к девушке-администратору, назвала дату, номер… “Мы не имеем права давать такую информацию”, — оборвали ее на полуслове. Тогда женщина набрала номер одного своего знакомого.

— У меня есть хороший приятель — Сергей Дмитриевич. Он полковник ФСБ. Десятки раз я звонила ему с просьбами отыскать Андре Нерсиссяна. Называла дату, время, номер гостиницы, описывала внешность, приметы — просто достала его. И однажды он не выдержал: “Успокойся, это Муслим Магомаев”. — “Да вы что? — говорю. — Такого быть не может”. — “Я тебе сказал: все!”

Летом 95-го “француз” наконец объявился. Разговор по телефону оказался непродолжительным. “Зачем ты и твои друзья меня ищете?” — “Тебя ищу я сообщить, что родилась девочка”. — “Почему ты родила, это была любовь?” — “Нет, не любовь, это были обстоятельства”.

— Еще он сообщил, что в январе 96-го прилетает в Москву и тогда мы встретимся.

Но в январе “француз” не приехал.

В июле 2000-го на глаза Ирине попалась автобиографическая книга Муслима Магомаева “Любовь моя — мелодия” — разумеется, женщина не смогла удержаться от покупки. Перелистывая страницы издания, она наткнулась на строчки: “Мои окна выходят на памятник Низами…” Короткова отправилась к памятнику Низами и прочесала все окрестные дома. Всеми правдами и неправдами вычислила подъезд, квартиру и, что было для Ирины самым главным, домашний телефон певца. В тот же вечер Ира набрала заветный номер и наговорила на автоответчик целую порцию ругательств, закончив свой монолог фразой: “Ты дождешься: когда-нибудь я приведу к тебе девочку и оставлю навсегда”.

— А скоро Вероника заболела, — рассказывает Короткова. — У нее обнаружили пиелонефрит, и мы полгода протаскались по больницам. Деньги быстро закончились. Я чуть ли не каждый день звонила ему, давала телеграммы: умоляла найти хорошего врача или выслать денег — ни ответа, ни привета.

Потом я случайно познакомилась с одним мужчиной. Тот назвался Аббасом и заявил, что до 96-го года работал атташе по культуре при посольстве Азербайджана.

“Как ты думаешь, почему Муслим не появляется?” — внимательно выслушав мою историю, спросил он. “Потому что ему плевать и на меня, и на дочь”. — “А ты, — Аббас был серьезен, — никогда не думала, что если он ее увидит, то больше уже никуда не уйдет?” — “Пожалуйста, — равнодушно пожала плечами Ира. — Кто же ему запрещает?”

— Каждый раз, — говорит Ирина, — когда я звонила Магомаеву и сбрасывала ему что-то на автоответчик, на следующий день появлялся Аббас. Звонит как-то: “Где Вероника?” — “На улице гуляет”. Приезжает — и без лишних слов: “Вероника, собирайся, мы едем в “Макдоналдс”. — “А я?” — спрашиваю. “А ты дома сиди”. Он ее “доченька” называл, рассказывал, какой у нее хороший папа Муслим, сажал на коленки. На меня же орал: “Не смей ее настраивать против отца! Сними с нее крест — она мусульманка!” А однажды приехал с пакетом сладостей разных: шоколадок, конфет… Зашел в комнату к Веронике, высыпал все это ей на одеяло, а мне говорит: “Иди поставь чайник”. Я крикнула няне: “Таня, сделай нам чайку”. Он: “Нет, иди сама”. Ну, думаю: не буду с мужчиной спорить — пошла, поставила чайник, посидели потом, поболтали. А уехал он, и мне дочка рассказывает: “Ты знаешь, а дядя Аббас мне волосы резал и потом сложил их в пакетик”. Я сначала не поверила. Но потом поняла: ребенок не выдумывает. Значит, меня надо было выпроводить из комнаты только для того, чтобы отрезать ребенку волосы. Я думаю, для экспертизы ДНК.

— Как-то, — припоминает Ирина, — Аббас спросил: “А ты не хотела бы отдать ребенка Муслиму? Они с Синявской уже старенькие, у них все есть, хорошо бы воспитали”. — “Пусть, — говорю, — на выходные забирает и воспитывает, кто ему не дает?” В следующий приезд Аббас сказал, что Веронике нужно учиться в хорошей школе и будто бы он договорился, что ее возьмут в гимназию напротив посольства Азербайджана. А однажды вообще ошарашил: “Его фамилия девочке и 3-комнатная квартира в Москве тебя устроят?” — “Да, — отвечаю, — устроят”. Но больше к этому разговору мы не возвращались. Да и о чем говорить, если в прошлом году в передаче “Двойной портрет” Магомаев прямым текстом сказал, что ему без конца звонит одна маленькая девочка и что-то там в трубку шепелявит. Корреспондент его спрашивает: “И что вы думаете по этому поводу?” В ответ он лишь покрутил пальцем у виска. Таких, говорит, в свое время звонили тысячи, многие грозились покончить жизнь самоубийством, и он давно уже перестал обращать на это внимание.

А недавно я сообщила Магомаеву через сайт, что собираюсь подавать документы в суд на установление отцовства. Пока не отвечает. Мы вели себя нехорошо. И я, и он. Но ребенок ведь ни в чем не виноват. Она знает, что ее папа — Муслим Магомаев, часто видит по телевизору, как он целуется со своей собакой. Так Вероника сразу убегает в другую комнату и плачет. Почему я должна это терпеть? Я вас спрашиваю: почему?

КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА:

Диля ЕНИКЕЕВА (психолог, сексопатолог):

— В психиатрии есть такое понятие, как истерическое расстройство личности — стремление любым способом привлечь к себе внимание. При этом желательно, чтобы аудитория была как можно шире. “Истерики” лезут на телевидение, в газеты, на сцену. И там зачастую готовы вывернуть наизнанку все свое грязное белье. Кстати, практически все звезды, публичные персоны в той или иной степени обладают истерическими чертами характера.

“Истерик” сам придумывает о себе миф. Причем сам же в него верит. Им и живет. Такие люди сочиняют собственные биографии, перевирают какие-то факты из своей жизни. Естественно, приукрашивая, подавая себя в лучшем свете. Она же не сказала, что переспала со слесарем Васей и от него прижила ребенка. Так нет — от Магомаева!

Лично мне кажется, то здесь налицо именно псевдология. Ну с какой стати Магомаев попрется в гостиницу, где тысячи глаз: портье, горничные?.. И с его-то такой характерной внешностью! Тем более непонятно, зачем ему представляться каким-то французом! Весь этот рассказ строится на одном лишь доводе: “а вдруг и в самом деле”.

Другая версия: у женщины одна из распространенных форм шизофрении — так называемый любовный бред. Полное отсутствие собственной личной жизни она заменяет подобными вымышленными историями. То есть таким образом заполняет образовавшуюся пустоту. Если посчитать, сколько детей у “на-найцев”, которые в свое время активно гастролировали по всему бывшему Союзу, наверняка целый детский дом наберется. А “на-найцы”, извините, голубые. И какие девочки могли от них забеременеть?

Какие интересы в таком случае она может преследовать?

1. Слава. Причем слава дурная.

2. А вдруг ей чего обломится? Магомаев — человек уже в годах, у него уважаемая жена. И, чтобы заткнуть рот этой дуре, он может прийти и сказать: “На тебе, дорогая, 10 тысяч долларов, и признайся, что ты наврала”.